Заложники
Свой неожиданный поворот она приобрела еще в годы, когда какие-то странные люди в штатском буквально похитили его прямо из-за парты, так и не дав доучиться в Рвеницкой сельской школе. Вместе с Вовкой в плену послевоенной эпохи оказалось еще двое его школьных закадычных дружков. Захват «заложников времени» происходил лишь по внешним признакам, и в руки пришельцев угодили только крупные на вид парни Трубицин, Ермигин и Козлов. И откуда им тогда было знать, что именно вот так происходил набор учащихся в ФЗО.
Даже с матерями не попрощались, за них это сделали незнакомцы, которые, добравшись до Свапуща, погрузили мальчуганов на пароход «Каховский» и привезли в Осташков. В пятнадцать лет началась городская трудовая жизнь Владимира Козлова. Хотя и на селе тогда крепких мужских рук не хватало.
Безжалостно обошлась война с местными мужиками. Немногие вернулись с линии огня. При обороне Ленинграда в 1942 году геройски погиб и Вовкин отец Егор Васильевич Козлов. У овдовевшей мамы Серафимы Филипповны кроме Вовки еще две дочки остались. Причем младшенькой Лидочке к началу войны и двух годиков не исполнилось. А ну попробуй-ка такую кроху выходи, если кругом война и голод.
Единственным подспорьем Козловым коровушка было, до тех пор, пока ее проклятые фашисты не съели. В родном Вовкином Урицком они себя хозяевами чувствовали, в этом им еще и местный полицай помогал. Он-то и навел гадов на кормилицу Козловых. Не успел ее Вовка с луга домой пригнать, грубо оттолкнули его немецкие солдаты в придорожную канаву и увели скотинку.
При отступлении фашистов и полицай с ними просился, понимал, что не простит ему Родина измены. Но, как оказалось, и немцам предатели были не нужны. Пустили в расход подлеца, а вслед за ним и всю его семью расстреляли.
Поплакала, поплакала Серафима Филипповна, похоронку на отца получив, а что делать-то, деток выхаживать надо. Жизнь заново начинать. К тому же ко всем бедам Козловых, во время оккупации деревни, у них еще и дом сгорел. Почти новый. Кузница по соседству загорелась, где немцы своих коней подковывали, вот огонь ветром на их дом и перекинуло.
Долго потом всей семьей в баньке ютились.
ФЗО в двухэтажном «григорьевском» доме из красного кирпича располагалось. Он и сейчас, сиротливо опустевший, на улице Тимофеевской стоит. Потом в нем детский садик был. А теперь вот Осташкову ничего не нужно, ни ФЗО, ни садики, ни здания.
На первых порах программа шестимесячного обучения Владимира Козлова профессии мездрильщика, т.е. специалиста первичной обработки кож, ограничивалась восьмью часами. Ближе к получению разряда эту повременную планку до двенадцати часов подняли. Но и эту неимоверную для подростка нагрузку он выдержал.
Вместе с ним сразу более двухсот ребят и девчат ФЗО закончили и в цеха кожзавода токарями, слесарями, строителями, мездрильщиками, отделочницами, отправились.
У кого как потом у них жизнь складывалась. А Владимир Георгиевич Козлов за сорок с лишним годиков ни разу своей профессии не изменил.
Так с одной записью в трудовой книжке и ушел на заслуженный отдых.
На первых порах, правда, всех новичков за опытными рабочими закрепили. Козлову тогда очень повезло. В наставниках у него была тетя Паша Миронова. Человек с большой буквы. Вовка ей тоже сразу приглянулся. Крепкий, смышленый, трудолюбивый. Всем бы таких в подмастерья! Сначала, считай, бесплатно работали – за трехразовое питание, да за баньку еще. А поди, попробуй-ка, огромные аргентинские шкуры, по шестьдесят килограммов каждая, поворочай. Не каждый взрослый мужик такую работу выдерживал. Да а где их набраться-то, крепких мужиков, в послевоенные годы было?
В мае 1948 года Владимир Козлов наконец-то разряд получил, причем высокий — шестой, а вместе с ним и первую свою зарплату.
Завод пареньку комнатенку в общежитии выделил, на Тимофеевской-119. Чуть просвет в работе случался, Вовка тут же в свою деревеньку спешил. Маме, сестренкам по хозяйству помочь.
Как мама тогда все трудности на своих плечах выносила?
Она к тому же еще и заведующей молочной фермой в Урицком долгое время отработала.
Сегодня от Вовкиной деревни один пустырь остался. В войну под огнем устояла, а вот в мирное время с лица земли совсем исчезла.
В Румынии
В мае пятьдесят первого с кожзаводом Владимиру Козлову пришлось расстаться на три с половиной года. Советская армия тоже требовала крепких парней. Солдатская судьба тут же занесла его к «черту на кулички», в далекий украинский Хмельник, живописно вписавшийся между Северным и Южным Бугом. Здесь в школе автомобильных механиков для Западной группы войск он настойчиво постигал секреты совершенно новой для себя специальности. Ежедневная муштра заканчивалась крепким сном в противогазах.
Ведь в солдатской жизни все может пригодиться.
Кто экзамены в «учебке» не сдал, в Союзе слесарничать остались, а вот отличники боевой и политической подготовки по Европе «разбежались».
Козлов вместе с двумя осташами Румынию выбрали. Только землячок по фамилии Александров их интересы предал, в Австрию подался.
— Как же так, ведь мы же друзья, на кой тебе эта Австрия сдалась, — не выдержал тогда измены Козлов.
— А я и в Австрии себе друзей найду, — не задумываясь, пролепетал тот.
Артдивизион Козлова охранял военный аэродром с МИГами. Капризные «пятнашки» практически первыми прокладывали путь в сверхзвуковое небо, поэтому частенько сбой давали. А сразу после того, как опытнейший летчик Герой Советского Союза «штопором» в землю ушел», полк МИГ-17-ми укомплектовали.
Как заместителю секретаря комсомольской организации части, ее парторг предложил Козлову годичную партийную школу без отрыва от службы закончить. А тот от лишних знаний отлынивать не стал. В их основе стояли история и коммунистическое воспитание в Советской армии.
Преподавателями все больше мудрые полковники были, опаленные войной.
Сдал Козлов все дисциплины хорошо, корочки получил, погоны старшины примерил. Сам уже стал «салажат» военной науке обучать. По этой причине его и задержали в рядах на целых шесть месяцев. Только седьмого ноября пятьдесят четвертого в Осташков вернулся и сразу же в родной отмочно-зольный цех подался.
Годы счастья
А вскоре дело и до свадьбы дошло.
Уж больно тесным дворик общежитский оказался. Не раз за день в нем с симпатичной соседкой по имени Галя из домика напротив столкнешься. Вскоре Владимир ей знаки внимания оказывать стал, как настоящий ухажер, гармонь купил. Что не говори, а с веселой песенкой, да еще и при луне быстрее до девичьего сердца достучишься. Так оно и вышло.
Только гармонь вскоре пришлось в дальний угол спрятать. Галя своего любимого за эти песни под луной двойней отблагодарила. Бог Козловым сразу и мальчика Сашеньку и девочку Леночку послал. И разве можно было счастья большего желать?! Одним махом и вырастили. Незаменимым человеком в этом процессе теща Владимира стала.
— Нам лично дети никогда не мешали, мы в них просто души не чаяли, а сейчас вот их пора пришла нас заботой окружить. Мы своей жизни теперь друг без друга не представляем, это крепкое семейное счастье, наверное, по наследству передается, — улучив паузу, присоединилась к нашему разговору супруга Владимира Георгиевича Галина Алексеевна.
Она тоже ни разу не изменила кожзаводу.
Звезд, правда, с неба не хватала, как ее муженек, зато изо всех сил домашний очаг поддерживала. Поэтому Владимир Георгиевич жил за ней, как за каменной стеной. И о другой жизни даже никогда не мечтал.
— Дети у нас золотые, — словно читает мои мысли Галина Алексеевна.
А какими же им еще быть, если от такого же «золотого слитка» двух влюбленных сердец на свет появились.
Жизнь не раз проверяла семейное счастье Козловых на прочность. Сначала попал на операционный стол Владимир Георгиевич.
Около шести часов работали хирурги. Выдержал Козлов операцию. Без наркоза. Вскоре на ноги встал. А рядом с ним всегда его ненаглядная Галина Алексеевна была. А через некоторое время они практически ролями поменялись. В критической ситуации она сама оказалась. И уже рядом с ней Владимир Георгиевич глаз не смыкал.
Ему врачи после операции легкий труд прописали. А где же такой труд в отмочно-зольном цехе найдешь?
— Мне тогда начальство и говорит: «Давай мы тебя сменным мастером на годик поставим, чтобы не надрывался». Куда деваться было. Согласился. На годик. А все три отработал. За восемьдесят восемь рублей в месяц, но и эти трудности наше семейное счастье не подорвали.
Знать, верно люди говорят: «Не в деньгах счастье», рассуждает о вечных ценностях Владимир Георгиевич.
Восемьдесят он в канун Нового года отпраздновал, а в глазах все тот же мальчишеский азарт, который всегда дарит надежду, не только на день сегодняшний, но и на день завтрашний.
Недолго Козлов больничным прикрывался, в соцсоревнованиях побеждал, да еще и на лыжню выходил. А как не выйдешь, ведь более двадцати лет физоргом цеха был. Сколько наград за эти годы отмочно-зольный собрал – теперь никто не возьмется подсчитать. Команда цеха всегда в спартакиадных лидерах значилась. И зимой, и летом. Сам Владимир Георгиевич больше всего четырехсотку любил бегать. Стрелял метко. А как-то давным-давно, еще до армии, только именитому Эдуарду Зетюкову на восемнадцатикилометровой лыжне уступил.
— Тогда еще на валенках бегали, — вспоминает свое спортивное прошлое заводила многих добрых дел.
И песни помогали
Именно ему принадлежала, казалось бы, немного утопическая идея заводской конкурс художественной самодеятельности организовать. С ней и нагрянул однажды Козлов в кабинет директора Константина Николаевича Смелкова. Тот, несмотря на свой суровый нрав, легко поддался волшебной силе искусства.
Велел заводской клуб к смотру готовить.
Отмочно-зольный лицом в грязь не ударил, семидесятиголосый хор на сцену выставил. Сначала две песни патриотической направленности выдал, а потом под продолжительные аплодисменты шуточную «Заболела Дунина головушка».
— Сколько тогда заводские смотры талантов открыли. Потом долгие годы со сцены не сходили Григорий Громов, Василий Евдокимов, Анатолий Суворов, Николай Мезенцев. Помните таких? — выспрашивает Козлов
— Как же не помнить! Застал и я их на сцене.
— А я вам вот что сказать хочу, на сцену никто никого не гнал. Люди сами в самодеятельность шли. А ведь у каждого своя семья, дети, домашние дела. Попробуй-ка артистов на концерт или репетицию освободить или подменить со смены, — рассуждает о своей творческой деятельности мой собеседник.
Впрочем, непоседе Козлову до всего дело было, начинал с секретаря цеховой комсомольской организации, а потом и профсоюзную много лет бессменно возглавлял.
Только у него в цеху на учете семьсот членов профсоюза числилось. Да что там про цех – то говорить, когда Владимира Георгиевича регулярно в обком профсоюза легкой промышленности избирали.
Награды Родины
Стрелка моих часов неумолимо бежала, а главного наш разговор так и не коснулся.
И вот наконец-то Владимир Георгиевич, слегка смущаясь, протянул мне скромную коробочку с великими наградами, когда-то великой страны под названием СССР.
Вот он и орден Ленина, его обладателей и раньше — то в Осташковском районе по пальцам можно было пересчитать. Хватило места в коробочке и медали лауреата Государственной премии СССР. Обе награды таят в себе драгоценные граммы золота.
Ну да разве в них оценивается безупречный труд во благо Родины Владимира Георгиевича Козлова.
— Не жалеете, что однажды вас, как пленного увезли из родных мест в Осташков?
— А о чем теперь жалеть? Неизвестно, как бы сложилась моя жизнь в другой ситуации. Ведь сколько моих дружков еще в ФЗО, по глупости, на тюремные нары село. Моя первая наставница тетя Паша Миронова, ох как понимала, что трудно нашему поколению пацанов, оставшихся без отцов, на ноги встать. Поэтому всякий раз меня и предупреждала «Володюшка, ты только, ради Бога, никогда влево не иди». Я сразу понимал, о чем она говорит, поэтому меня только к хорошим людям тянуло. Это теперь мои взгляды никому не нужны, профсоюзная поддержка рабочего класса тоже потеряна, — подводит промежуточный итог своей «позолоченной» государством жизни Козлов.
Площадь сердца
Навсегда оставив завод, он не смог так же легко оставить дела общественные. Именно ему доверили кожзаводские садоводы – огородники председательствовать на Дубке. Сколько важных дел он и там сотворил. Свет, дороги и даже телефон провел. Людям помогал, но и свой участок в образцовом порядке содержал.
Со своей любимой Галиной Алексеевной Владимир Георгиевич из рабочего класса в фермеры переквалифицировался. Какую только живность на даче не держали, и считай до последнего. Только первый год на зимнюю квартиру в город перебрались.
Ненять стало со снегами да холодами бороться.
Так что на урожай картофеля и прочих овощей пока видов своих не строят. Все от их здоровья будет зависеть. А вот на щедрость своих яблонь надеются. Золотая осень обязательно отблагодарит золотых хозяев земли.
— Владимир Георгиевич, неужели в вашей круговерти жизни случались какие-то перерывы, когда можно было, забыв обо всем, встретить озерный рассвет?
— О-о-о! А как же можно было жить на Селигере без рыбалки. У меня же «Прогресс» был, три мощных мотора. Всю ночную смену только о мягкой подушке и мечтаешь, утром домой придешь, позавтракаешь и тут же о своих ночных планах забываешь. Душа на озеро рвется. Без рыбы никогда не возвращался. Только под клев попадешь, а сердце уж знак тебе подаст, мол, жена дома с двойней мается, а ты тут…
Прекрасно понимал, что она в моей помощи нуждается.
Вот так на разрыв и жил.
Сложно сказать, был бы когда-нибудь нашему теплому разговору с Владимиром Георгиевичем Козловым конец или нет, если бы свой тоненький голосок в соседней комнате не подала сладко спавшая двухмесячная правнучка Машенька. Видно, время обеда пришло. Не в этом ли детском голоске кроется настоящее семейное счастье, которое уместилось в четырех стенах старенькой брежневской квартиры.
Козловы не представляют, как бы жили здесь вдвоем. А так места в доме хватило всем: внучке Светлане, ее мужу Юрию и двум правнучкам Даше и Маше.
И если кто-то попытается мне возразить, «мол, какое это счастье со стариками жить», то будет тысячу раз неправ. Истинное счастье кроется не в квадратных метрах благоустроенной квартиры, а в квадратных сантиметрах беспокойного человеческого сердца.
Игорь Глебов
Фото автора