О том, что в апреле 1943 года в том самом доме, давно и прочно обосновавшемся на улице Володарского, а прежде находившемся в Зехново, была оказана первая помощь Василию Сталину, я узнал от Евгения Силкина – кадрового офицера Вооруженных Сил, полковника и большого знатока военной истории.
Когда я поинтересовался у Евгения Силкина подробностями этой истории, он строго переспросил, с какой целью интересуюсь, и не собираемся ли мы, журналисты, вновь муссировать и без того всем известный трагический случай, дающий весьма плоское представление о младшем сыне Иосифа Сталина, как о человеке легкомысленном, безрассудном и только лишь.
Я честно признался, что случай этот имеет привязку к нашей местности, а потому не упомянуть о нём не могу. И в то же время, насколько позволяет ограниченный формат газетной публикации, мы готовы попытаться сделать портрет Василия Сталина более объемным. На том и порешили.
– Иосиф Сталин был полностью погружен в государственные дела, и ему было не до воспитания детей, – рассказывает Евгений Силкин. — Судьба же Василия Сталина драматична. Он родился в непростое время и далеко не в простой семье. Когда ему было 11 лет, мать, Надежда Аллилуева, покончила жизнь самоубийством. Вероятно, более близким Василию человеком, напрямую влиявшим на воспитание, был начальник охраны Иосифа Сталина генерал Николай Власик. При этом рос Василий в среде, которую, используя современный сленг, следовало бы назвать мажорской.
В.И. Сталин поступил в самую престижную на тот момент Качинскую военную авиационную школу им. А. Мясникова, которую закончил в марте 1940 года. Занятия по теории не любил, но на практике оказался хорошим лётчиком. Единственным для него послаблением во время учебы стала возможность уже на втором году не жить со всеми в казарме, а перебраться в квартиру.
С марта 1940 проходил службу в 16-м истребительном авиационном полку 57-й авиационной бригады ВВС, затем обучался в Военно-воздушной академии имени проф. Н. Е. Жуковского. В декабре того же года переведён на Липецкие авиационные курсы усовершенствования командиров эскадрилий. С мая 1941 года Василий Сталин — инспектор-лётчик 2-го отдела Управления ВВС РККА, а с сентября — начальник инспекции.
С первых дней Великой Отечественной войны просил отца отпустить его на фронт. На фронтах с июля 1942 года Василий Сталин командовал 1-й особой авиагруппой 8-й воздушной армии Сталинградского фронта, а с февраля 1943 года — 32-м гвардейским истребительным авиационным полком 210-й истребительной авиационной дивизии.
Полк был непростой. В нём было пять героев Советского Союза. Кроме прочего, была у офицеров задача не допустить гибель самолёта Василия и попадание его в плен, чтобы он не разделил судьбу брата Якова.
За Сталиным был особый присмотр, но совладать с нравом сына народного комиссара обороны, похоже, не получалось. В апреле 1943 года произошел случай, приведший к тому, что приказом отца он был снят с командирской должности с формулировкой «За пьянство и за то, что портит и развращает полк».
В мемуарах Василия Сталина «От отца не отрекаюсь!» это происшествие описано так:
«24 марта 43-го года мне исполнилось двадцать два года. Две двойки. Круглая, можно сказать, дата. Отметить ее толком все никак не удавалось. Собрались, наконец, отметить в воскресенье 4 апреля.
Полк наш тогда был отведен на переформирование в город Осташков Калининской области. Свободного времени много. Собрались и поехали на природу, благо недалеко. В двух километрах от аэродрома протекала речушка, названия которой я уже не помню. Что-то на «с». Речушка была рыбная. Поехало нас человек пятнадцать, на трех машинах.
Где река, там и рыбалка. Рыбачили мы по-своему, без удочек. Глушили рыбу. Гранатам предпочитали реактивные снаряды, которые поднимали сразу много рыбы. Дело нехитрое – установил детонатор на максимальное замедление, свернул ветрянку, и кидай в воду. Через двадцать две секунды — взрыв.
Рыбы нужно было много. Хотелось наваристой ухи, такой, чтобы ложка в ней стояла. По ухе у нас был свой специалист — капитан Гаранин, заядлый рыболов. Такую уху варил, что ложку слопать можно было. Глушил рыбу Женя. Ему это по должности полагалось, как инженеру по вооружению. Каждый занимался своим делом. Кто ветки для костра рубил, кто место для застолья готовил, кто рыбу сачком собирал, кто чистил… Только я один бездельничал. Не потому, что командир, а потому, что именинник. У именинника своя задача – горючее обеспечить.
Я стоял недалеко от Жени и ждал, пока он подготовит снаряд и бросит его в воду. Рыба всплывает не сразу после взрыва, а чуть погодя. Интересно наблюдать. Донаблюдался – снаряд взорвался у Жени в руках. Женю разнесло в клочья, а меня и капитана Котова ранило осколками. Меня в левую щеку и в левую же ногу, а Котова в голову и в грудь. Остальных разметало взрывной волной, но без последствий. Такая вот трагедия. Кто мог ожидать?
Женя делал все правильно, он был опытным офицером. Бракованный снаряд. Такие попадались. Случалось, что самолеты подрывались от собственных снарядов. Не знаю, что было тому причиной – вредительство или случайность какая-то. Обидно. Больно. Гибель товарища – это всегда больно, а так вот, ни за понюх табаку, особенно. Из всего нашего полка Женя ждал конца войны сильнее всех. Были у него на то причины личного характера. А вот как получилось.
Меня тут же переправили в Москву, в Кремлевскую больницу, где прооперировали. Щека зажила быстро, а вот нога доставила хлопот. Осколки повредили голеностопный сустав, а суставы, как сказал оперировавший меня профессор Очкин, «дело поганое».
На восемь месяцев я выбыл из строя. Обидно было невероятно. Так рваться на фронт и так по-глупому пострадать. В больнице люди смотрели участливо, думали, что меня ранило в бою. Мало кто знал, как оно было на самом деле. Я никому не рассказывал. Стыдно было. И никогда это ранение нигде не упоминал, сделал вид, что забыл его. Так и писал в анкетах: «В период пребывания на фронтах ранений и контузий не имел». Только вот нога постоянно напоминает о давней трагедии. С каждым годом все сильнее напоминает.
Отец позвонил на второй неделе моего пребывания в больнице. Не спросил, как мои дела, а сказал, что думает по поводу моего разгильдяйства, и на том наш разговор закончился. «Мальчишка! Недо-
умок! Болван!» Это я еще не все слова привожу, которые в тот день от него услышал. Никогда еще не удавалось мне так рассердить отца. «Я в тебя поверил! Доверил тебе полк! Разве можно тебе доверять?! Люди в три смены работают, чтобы дать фронту как можно больше снарядов, а вы ими рыбу глушите? Из пушек по воробьям еще не начали стрелять? Вам что, авиационного пайка не хватает?!» Каждое слово больно отзывалось в моем сердце. Я молчал и слушал. А что я мог ответить?
Сам кругом виноват. Женя Разин погиб по моей вине, Саша Котов тяжело ранен, сам я тоже оказался на больничной койке. Отметил, называется, день рождения, будь он трижды неладен. Только на «Перепились и устроили черт знает что!» я попытался возразить. Сказал, что мы в момент взрыва были трезвыми, не успели еще выпить. Но это не помогло. «Я про все твои геройства знаю! – сказал отец. – Не дорос ты еще до того, чтобы людьми командовать, товарищ полковник».
Это «товарищ полковник» очень меня задело. Больше, чем все остальные слова. Сказано оно было с таким презрением, что мне стало не по себе. Никогда еще отец так со мной не разговаривал. Но я понимал, что заслужил такое отношение. Все справедливо. Сам виноват. Идет война, каждый человек на счету, тем более – летчик, а здоровенный бугай, вместо того, чтобы бить врага, валяется на больничной койке. И еще один товарищ валяется. А Женя погиб. Не в бою, а на рыбалке. Какая глупость! С тех пор я не то, что рыбалку, даже рыбу не люблю. А на уху так вообще смотреть не могу. Взгляну и вспоминаю тот апрельский день, улыбающегося Женю с «РОС-82» в руке. До сих пор».
Где расположен дом, в котором, вероятно, медик аэродрома, оказал после трагедии первую помощь Василию Сталину, мы рассказали. Упомянем же и еще об одном. В пережившей недавно страшный пожар деревне Нелегино Осташковского городского округа сохранился дом, в котором располагался 32-й гвардейский авиационный истребительный полк, которым командовал 22-летний полковник Василий Иосифович Сталин.
Трагический случай в Осташкове не оборвал боевой путь В.И. Сталина. С 16 января 1944 года он был инспектором-лётчиком по технике пилотирования в 1-м гвардейском истребительном авиационном корпусе, а с 18 мая 1944 года, сменив генерал-майора авиации В. П. Ухова, все же стал командиром 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии в составе 1-го гвардейского истребительного авиационного корпуса генерал-лейтенанта Е. М. Белецкого. Дивизия под его командованием принимала участие в боевых действиях по освобождению Минска, Вильно, Лиды, Гродно, Паневежиса, Шяуляя и Елгавы.
С 22 февраля 1945 года В.И. Сталин командовал 286-й
истребительной авиационной дивизией 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта. Дивизия под его командованием принимала участие в Берлинской наступательной операции. Всего за время войны совершил 26 боевых вылетов; по одним данным, сбил пять самолётов противника, по другим только три, по третьим два лично и три в группе. Был награждён двумя орденами Красного Знамени, орденами Суворова II степени и Александра Невского.
Боевой путь Василия Сталина можно было бы назвать славным, если бы во время войны несколько раз он не получал со стороны отца официальные взыскания по службе, не понижался за различные провинности, не выпивал так много и часто, и не устраивал безрассудных ребяческих выходок в подпитии.
И в эпоху советского социализма и, конечно, сейчас дети первых лиц государства имели и имеют особое привилегированное положение. Можем ли мы сегодня сыскать в ежедневной новостной хронике новости о выходках детей высокопоставленных чиновников и провести параллели с безрассудными поступками Василия Сталина? Легко! Но есть существенное отличие. Немногие дети чиновников сегодня имеют реальный боевой опыт. Немногие признают свою вину и раскаиваются, совершая постыдные и преступные деяния.
Андрей РЯБОЧКИН
dofollow { display: none; }