Галина Алексеевна Северова родилась в Кронштадте. Вместе со старшим братом Юрой, мамой и папой она счастливо жила в этом небольшом закрытом городке. Семья занимала двухкомнатную квартиру, отец работал, мама занималась детьми.
Воскресным днём 22 июня 1941 года папа принёс страшную весть: началась война с фашистской Германией. Тогда ещё никто не догадывался, какие страшные потери она принесёт.
— Отец страдал пороком сердца, и по медицинским показаниям не подлежал призыву на фронт, — рассказывает Галина Алексеевна. — Но он не мог оставаться дома и решил идти в народное ополчение. Мама его поддержала. Папа ушёл и больше не вернулся. Не пришёл домой с войны и его брат. Из бабушкиной семьи, где было четверо сыновей и зять, с фронта пришли только трое. В похоронке на отца было указано, что он погиб под г. Молотовском. Мама пыталась узнать, где находится этот город, но все её старания были пустыми: на географической карте вообще такого названия не было, и никто ей не мог сказать, где это. Только много лет спустя, когда появился Интернет, мой старший сын по компьютеру за пять минут нашёл место, где похоронен его дед. Ныне это город Северодвинск. Мы нашли кладбище и номер могилы. Даже смогли рассмотреть слова на черном памятнике: «Дрыбин Алексей Кузьмич». Собирались поехать на его могилу, но в нашей семье случилась страшная трагедия: полгода назад старший сын погиб. А теперь у нас с мужем уже не то здоровье, чтобы ехать так далеко. Хотя в своё время мы с ним поколесили по всей стране. Жили в Омске, замечательном, красивом городе, где мы поженились. Потом, когда старший сын стал часто болеть, решили переехать. Поменяли Сибирь на тёплый Узбекистан. Почти десять лет прожили в Намангане. Перед самым развалом Советского Союза уехали в Калининградскую область, город Балтийск. А когда заболела моя мама — уроженка здешних мест, мы переехали в Осташков.
Сюда, на Селигер, маленькая Галина с братом Юрой и мамой вернулись и из эвакуации.
Когда началась Великая Отечественная война, девочке шёл пятый год.
— Папа ушел на войну, мама устроилась на работу грузчиком на склад. Помню, как она рассказывала: «Везу бочки из-под керосина на свалку, приеду, составлю их в ряд и из каждой по капельке сливаю остатки в бутыль. Из гильзы от патрона делала фитилёк, и с таким светом мы жили». И ещё мама рассказывала: «Выхожу как-то из магазина, где отоваривала карточки на хлеб, и даже не успела через порог перешагнуть, как какой-то парень выхватил у меня пакет, перекинул его кому-то другому, и — бежать». У мамы в руках только кусок его френча остался.
А в моей памяти остался такой эпизод. Мама принесла домой много-много горчицы. Мы из неё блины пекли. Вкусные, до сих пор горчицу люблю! Она убрала баночки в буфет. А старший брат в отсутствие мамы забрался в него, открыл банку, палец в неё макает и облизывает, а я вокруг него бегаю: «Юрка, дай мне!»
Потом оказалось, что та горчица была испорченная, просроченная, как теперь сказали бы. У очень многих в Кронштадте началась дизентерия, поумирали.
Ещё взрыв на нашей улице помню. Закричали, испугались женщины, но тогда никого из соседей не убило.
Вскоре нас эвакуировали. Везли на барже сначала, потом в товарном вагоне. Ехали в Томскую область. С большими трудностями, болезнями, потерями. Потом перегрузили на телеги. Лошади доставили нас в большую деревню Чердаты. Поселили в дом к одинокой женщине, а она оставила его нам в полное пользование, сама ушла к подруге жить. Брат ходил в школу, а я оставалась одна дома. Мама устроилась уборщицей в сельсовет. К нему была прикреплена корова. В обязанности матери входила ещё и дойка. Но за это давали каждый день литр молока. Летом чёрной смородины мама много набирала — ходила за ней в тайгу. А ещё в нашем рационе была рыба. Через деревню протекала речка Курейка. В ней мама с братом и ловили разную мелочь пододеяльником. Вот так она нас и растила. Строгая была очень, а, может, жизнь её сделала такой. Бывало, только глянет в нашу с братом сторону, мы сразу присмиреем, и кричать на нас не надо.
В 1945 году, вернувшись из эвакуации, пошла в первый класс средней школы № 1 в Осташкове. Здесь, в городе, жили бабушка с дедушкой, которые из деревни Бородино перевезли свой дом в город. В 1955 школу окончила, хотела уехать куда-нибудь на молодёжную стройку — «за запахом тайги». Пошла в горком комсомола, а меня вместо стройки отправили в Ореховку работать библиотекарем. Потом училась в механическом техникуме, стала технологом кожевенного производства, поработала на кожзаводе. Я неплохо рисовала, и мне поручили выпускать стенгазету «Ёж». Сколько себя помню, всегда была активной общественницей.
Видимо, детские годы, проведённые в Сибири, оставили, несмотря ни на что, добрый след в душе Галины Алексеевны. Спустя время, она уехала в Омск. В поезде познакомилась с будущим мужем, и вот они уже пятьдесят лет вместе. Оба прошли достойный трудовой путь: Галина Алексеевна от мастера до начальника производственной лаборатории и заместителя начальника цеха, Анатолий Николаевич рядом с супругой трудился слесарем и был прекрасным специалистом своего дела. У супругов Северовых две внучки, пять правнуков.
— В один из отпусков мы с мужем поехали в Ленинград. Погуляли по его проспектам, походили по музеям, а потом отправились в Кронштадт. Не знаю как, видно, интуитивно, я сразу привела его к дому, где мы когда-то жили. Хотя даже названия улицы не помнила. Супруг зашёл в нашу квартиру на первом этаже, там все жильцы новые, никто ничего не помнит.
А я так и не смогла в дом зайти…
Вчера представители молодёжи из военно-патриотического клуба «Память», возглавляемого Алексеем Шевчуком, и городского совета ветеранов поздравляли блокадников, ныне живущих в нашем городе, с памятной датой и вручали им подарки и открытки, в которых были начертаны такие слова: «Вы – Победители, которые и через столетия останутся ярким символом несгибаемого мужества и стойкости!
Галина БУКРЕЕВА