И вот теперь, 70 лет спустя,на дрожащей моей ладони лежит пожелтевший от времени листок – новогоднее поздравление сандружинницы Ани с Новым, 1943 годом. Оно и напомнило мне, как я добровольно пошла в военно-санитарный поезд в качестве сандружинницы, так как не имела четырехмесячного образования медсестры.
В конце декабря 1941 года к нам в Актюбинск Казахской ССР прибыл военно-санитарный поезд № 344 с ранеными. После их выгрузки состав вновь готовился к отправке за ранеными, но восемь санитаров-бойцов отозвали на фронт, и вместо них военкомат мобилизовал восемь девушек-сандружинниц и двух медсестер. Среди них были мои подруги по школе. Когда они сообщили, что их призвали в прибывший военно-санитарный поезд № 344, то я пошла в военкомат и добровольно попросила направить меня вместе с ними.
Военкомат мне отказал, так как заявка от начальника поезда — капитана медицинской службы — была выполнена, но пообещали: если начальник согласится взять сверх штата, то военком выпишет повестку о мобилизации. Я нашла, где стоял в тупике поезд до отправки, начальник поезда дал мне записку для военкома, чтобы мне выписали повестку о мобилизации меня сандружинницей в ВСП-344.
Так вечером 18 января 1942 года родные со слезами проводили меня в команду сандружинниц, а соседка даже подарила мне гитару, так как я очень любила петь.
Эта гитара в поезде очень пригодилась – многие раненые тоже любили этот музыкальный инструмент.
Ночью мы покинули Актюбинск – свой родной город и двинулись в неизвестность. Не прошло и двух суток, как нам сообщили: заправить постельным бельем все полки – верхние, средние и нижние – для приема раненых, только ходячих. Это были бойцы с ранениями в руку, ногу, плечо, короче, которые могли самостоятельно передвигаться, хотя и на костылях. Они были ранены в боях под Москвой. Мы их отвезли в госпиталя Свердловска.
Потом стали вывозить раненых более слабых. Так весь 1942 год мы вывозили раненых с полевых госпиталей, куда мог добраться ВСП по железной дороге. Но теперь уже были более длительные рейсы, везли раненых в Среднюю Азию, в города Ленинабад, Фергану, Коканд и другие. Последующие рейсы были еще дальше.
Самым трудным был рейс, когда везли раненых из Можайска. Они поступили плохо обработанными, врачам приходилось на ходу делать операции. Это было сложно, занимало много времени. У меня на руках умер боец не от раны, а от водянки – он так и не дождался своей очереди на операцию. Одного раненого спасли, вовремя сняли гнойный бинт – там уже были черви. Все промыли, прочистили, спасли от заражения крови. Выгрузили его в Красноярске. Потом тяжелораненых выгружали в городах по пути следования поезда до самого Улан-Удэ.
После этого длительного рейса нам дали отдохнуть несколько дней в Иркутске. А потом опять – ближе к полевым прифронтовым госпиталям. Только теперь меня перевели старшей сандружинницей в вагон тяжелораненых, где с двух сторон размещались подвесные носилки, в которых лежали бойцы без рук, с ранениями в грудь, живот. Всего для приема таких раненых было 36 мест,18 с одной стороны и столько же с другой.
Последний рейс, самый трудный и тяжелый был 30 января 1943 года.
Мы знали, что наш поезд следует в направлении к Сталинграду, чтобы вывезти находящихся в полевых госпиталях раненых, так как предстояли еще более жестокие бои. Состав шел с большими остановками на полустанках, так как пропускал каждые 10-15 минут эшелоны танкистов, следующие к Сталинграду.
Однажды один из составов остановился, и молодые ребята-танкисты по 18-20 лет, одетые в полушубки, ушанки, валенки, забежали к нам в команду, увидев красные кресты на вагонах. И сразу спросили: «Девчата, вы песни поете или только слезы льете?». Мы тоже смелые были, ответили, что песни поем под руководством нашей старшей сестры Анфисы из города Шуя. Тогда один танкист предложил: «Давайте споем нашу песню» и запел, но мы слов не знали. И тут произошло настоящее чудо: он продиктовал девчатам текст, а другой танкист напел мотив Анфисе. И не прошло 10 минут, как у нас в команде образовался хор, которому мог позавидовать краснознаменный ансамбль. А песня была «В землянке» на слова В.Суркова, музыку К.Листова. С ребятами мы еще успели спеть «Катюшу» и, конечно, «Три танкиста». Прозвучала команда: «По вагонам!», танкисты вмиг покинули наш поезд и уже на ходу посылали нам прощальные воздушные поцелуи и кричали: «Девчата, приезжайте за нами, не оставляйте на поле брани!».
Потом мы с этой песней ходили по вагонам и пели хором для раненых.
30 января 1943 года в три часа ночи подали наш поезд под погрузку раненых. Мороз стоял 30 градусов. Принимать носилки было очень тяжело, а принять надо было 36 носилок с тяжелоранеными. Сегодня это трудно представить, а нам тогда было по 18-19 лет. Мы, как могли, помогали красноармейцам правильно подвешивать носилки. Среди раненых оказались очень грузные, вшивые, с гнойными ранами и даже безрукие. Это было ужасно, чего больше всего мы боялись.
У нас не было боевого оружия, но были орудия, необходимые для туалетного обслуживания: судно, утка, чистое белье. И бесконечные просьбы раненых: «Дай попить!». Идешь по вагону в одну сторону, раненый зовет тихо: «Сестра, дай судно», другой: «А мне утку!» — и так 12 часов дежурства помогали справлять простые человеческие нужды бойцам, которые сами не могли это сделать.
Последних раненых мы выгрузили в городе Молотове (Пермь) в первых числах февраля, когда завершилась грандиозная операция «Кольцо».
Сделав дезинфекцию постельного белья, мы вновь отправились за ранеными. Но вот судьба: мы ехали порожняком, в конце состава – кухня и вагон с бельем. И в них попал случайный снаряд. Остатки нашего поезда доставили до города Кирова (Вятка), и так как поезд ремонту не подлежал, его расформировали, медсестер направили на фронт, а сандружинницам предложили пойти на курсы связисток.
Я решила вернуться на родину и поступить в связь, но комиссию не прошла по слуху и была направлена в фельдсвязь в город Запорожье. Но там были еще немцы, и меня направили в спецсвязь в город Сталин (Донецк), где я встретила День победы. 1 января 1947 года я вернулась в родной Актюбинск.
Так завершилась моя боевая юность, опаленная войной.
Тамара Захарова
Фото из семейного архива, 1943 год