Что вы, тетя Дина, вашими руками, вашим трудом еще долго будет жив осташковский завод! А в большой степени – и город. Основные социально-культурные объекты, большая доля благоустроенного жилья возведены именно в годы, когда трудилось это поколение, пришедшее в заводские корпуса в конце пятидесятых – в шестидесятые годы.
Сегодня уже многих из них нет, другие страдают от заболеваний, нажитых за долгие годы работы на вредном производстве. А Аргентина Родионовна Тюбаева, слава Богу, в здравии, в хорошем настроении, только что явилась с «гастролей» хорового коллектива. Вот только юридически она бомж. Бомж с двумя орденами Трудовой славы на груди…
-Почему у вас такое необычное имя?
— Родилась я в 1938 году в Бурятии, районный город Кяхта, в поселке Чикой. Тайга, быстрая горная речка, недалеко граница с Монголией. Мать была рабочей на кожевенном заводе в нашем поселке, а отец занимал какую-то должность в милиции. В 1938 году он был на военных сборах под Читой – время-то было неспокойное на Дальнем Востоке. И вот туда к ним приезжал театр и ставил спектакль, героиню звали Аргентина. А тут я родилась. И отец дал такое имя. Впоследствии только он меня и называл так, да еще в официальных документах, а для всех – Дина и Дина. А девичья фамилия у меня знаете какая была? Ладыженская!
— В Бурятии – и вдруг польская фамилия?
— Дед у меня был Борис Ладыженский. Говорят, корни были из поляков, которые оказались в Сибири в XIX веке (наверное, имеются в виду высланные после восстания 1830 года на окраину Российской империи поляки. — Н.Н.). Отец ушел на войну, нас уже пятеро было – мал мала меньше. А с войны вернулся только через 17 лет. А мы что – с юности работать надо было! Вслед за мамой с сестрами пошли на кожзавод. И я пошла в 1956 году, работала на операции пушение в отделочном цехе.
У Дины уже был сынишка Володя, когда на завод в начале шестидесятых приехал Станислав Тюбаев: после Осташковского механического техникума тогда по всей стране разъезжались молодые специалисты. Работал мастером, потом начальником планового отдела. Завязались отношения, переросшие в семейные, Станислав Михайлович стал для Вовы отцом. Но уроженца Селигерского края тянуло на родину – там осталась мать, и в 1962-м, уже нося под сердцем второго сына, Аргентина Родионовна вслед за мужем поехала в Осташков.
Свекровь, Клавдия Васильевна, приняла меня очень хорошо. И была мне опорой до последних дней, помогая по хозяйству и с детьми. Она была, наверное, последней, кто еще хранил секрет пошива знаменитых сапог – осташей. Уже при мне к ней обращался директор рыбозавода, и она тачала эти кожаные сапоги-заколенники. После рождения сына Лёши я устроилась на кожзавод, стала работать шлифовальщицей кож – операция похожа на ту, которой я овладела на первой работе. Попала в бригаду Ады Шамариной, к тому времени уже передовой работницы. И с тех пор наша трудовая жизнь протекла рядом.
Работа шлифовальщика в том, чтобы наждаком устранить с лицевой поверхности кожи все изъяны, поражения клещом. Мастерство, конечно, нужно, кожу надо видеть и чувствовать. Ада Яковлевна была большим мастером, именно ей доверяли заказы государственной важности – для павильона ВДНХ, она же делала кожу для диванов в музее Ленина. Работать рядом с ней спустя рукава было невозможно, да я и не умела.
Вскоре в цех стали поступать новые машины – заграничные, высокопроизводительные. Я стала осваивать. И сразу семь человек освободилось с этой операции! Мы со своей напарницей вообще ничего не боялись, знали все 17 операций в технологии отделки. Впоследствии стали работать аппретурщицами, перейдя на более низкий разряд. Но и там вскоре стали передовыми.
Тут меня встречает знакомая по заводу: «И что это вы так работали — надрывались, зачем?». А по-другому не могли. Хотелось, чтобы и бригада была передовая, побольше премии получала. Иногда и правда не по себе было, когда начинали сильно хвалить. Идем через проходную, а там плакат огромными буквами «Шамарина и Тюбаева перевыполнили план на столько-то процентов!». А люди-то ведь разные, кто-то и завидовал, ехидничал.
Но что отличало мою героиную и ее подругу – неунывающий характер и умение не зацикливаться на мелочах, а в суждениях быть немногословными и рассудительными.
— Сначала Аду Яковлевну уговорили вступить в партию, а она убедила меня. Так что двадцать лет платила по четыре рубля в месяц (какие там – и по шесть бывало: заработки-то были хорошие). И не просто в рядовых ходили: в парткоме завода заседали. А я еще долгое время возглавляла профгруппу в отделочном цехе №1. Все после работы домой, а мы – то на профком, то в парком, то на соревнования, то на репетицию…
— Как же хватало сил? После смены-то, тяжелого физического труда…
— А вот так: приняли душ, переоделись – и в красный уголок, на концерт. Какие были межцеховые смотры художественной самодеятельности! А кто поголосистее – того и в заводской хор в клуб Владимир Хотомов приглашает. Спорт тоже был. И на лыжах, и бегом, и в бассейне, и на яликах – спартакиада заводская. Как не пойти – бригаду, цех подведешь! А нам с Адой при общественных должностях никак нельзя хуже всех.
— Тетя Дина, а вот как в парткоме: правда, что за аморалку разбирали?
— Да, и за пьянку, и за блуд. Ох, как краснели ушки у начальников цехов, забывших меру в спиртном; останавливались, брали себя в руки. А про запретную любовь тоже было – разбирали. Кто-то прекращал, а были случаи, когда окончательно уходили из семьи и оформляли отношения по-серьезному: жизнь есть жизнь.
В 1970 году Аргентина Тюбаева получила свою первую государственную награду – медаль «За доблестный труд. В честь 100-летия В.И. Ленина». В 1975 году ушло представление на награждение Орденом Трудовой славы III степени. А в 1981-м засиял на груди передовой работницы и активной общественницы Орден Трудовой славы II степени. Это, не считая почетных знаков ударника пятилеток, грамот разного достоинства. И — пенсионная книжка, оформленная в 1988 году. Рядом — выписка из приказа, подписанного директором кожзавода Тороповым: «В честь юбилея наградить Почетной грамотой и выдать Почетный пропуск на право входа на территорию завода».
– После выхода на пенсию мы с Адой отработали еще шесть лет. «Куда это вы, такие молодые, уходить вздумали? – помню, спросил начальник цеха Анатолий Иванович Корнев. – Работайте!». А потом не до пенсионеров стало – молодым-то работы не было. Сейчас уже нет тех корпусов, где мы трудились – снесены. Осталась память о людях, с которыми работали: вот наш «батька» — Корнев, сменный мастер Евдокия Павловна Григорьева, старший мастер Анна Степановна Васильева, Галина Леонидовна Лосева – она помоложе нас, наш цеховой партсекретарь Татьяна Николаевна Принцева – большая умница, Валя Макшакова с нами работала в бригаде – ее уж нет… А я Аду навещаю через день. У нее тяжелый недуг, но она не теряет духа.
Так и жили. За ребят, за хозяйство не беспокоилась – свекровь помогала. Сыновья послушными росли, хорошо учились, занимались спортом. В армии отслужили. Вернулись, женились, подарили мне внуков. Старший жил со мной, потом переехали на родину жены в Брянск. У меня четверо внуков и внучка, правнук и правнучка.
— А как получилось, что без квартиры осталась? Завод так много строил…
— Жили в родительском доме мужа, как-то и на ум не приходило вставать на очередь, хлопотать. Однажды я как профгруппорг пошла на прием к директору Вадиму Павловичу Матвееву за одну девочку просить, чтобы ей комнатку дали. Решение он принял, а потом мне и говорит наедине: «Тюбаева, а что это ты за всех хлопочешь, а для себя ни разу ничего не попросила?». Мне даже неудобно стало: «Да что вы, Вадим Павлович, крыша над головой есть, на жизнь зарабатываю…».
Вот крыша-то и подвела. Вспыхнул дом морозным днем 2006 года (старушка-соседка небрежно с огнем обошлась), едва необходимое успели вытащить. Городская власть предоставила было погорельцам коммуналку на окраине, да только Станислав Михайлович даже не сумел рассмотреть ее – в шоке убежал. Приютил финансовый техникум, где Аргентина Родионовна несколько лет уже вахтером работала, — дал комнатку в общежитии на переулке Орловой-Савиной. Без прописки, конечно. Там пожили три года, там и встретил последний день муж.
После ухода Станислава Михайловича совсем тоскливо стало, и пошла тетя Дина на родной завод просить комнатенку в общежитии, где в основном ветераны и живут. Дать-то дали, да только прописать отказались – оформили временную регистрацию. Комнатка хорошая: высокий потолок, вода протянута – раковина и стиралка стоят. Сын Володя ремонт сделал, а Алексей мебель купил. Да вот только статус временно проживающей без права голоса на выборах, отсутствие других гражданских прав такого активного человека, как Аргентина Родионовна Тюбаева, никак не может устроить. Не раз ходила, обращалась к руководству завода, через ветеранскую организацию – решения нет. «Вроде заслуженный человек, могли бы устроить… Может, что-то там не так?» — услышала случайно от осторожного функционера.
Дорогой(ие) товарищ(и), я не знаю, чем помянут наше и последующие поколения, а вот тем, чьими руками создавался капитал страны (который сейчас пока что проедается), надо низко кланяться в пояс! Сейчас, а не откладывая чествование на десятилетия, как это получилось с участниками войны — спохватились, когда почти никого не осталось. В недавнем заводском прошлом были такие «чествования»: очередной топ-менеджер приезжал на кожзавод на «копейке», а спустя год-полтора уезжал на шикарной иномарке (видимо, приложив недюжинные усилия для приращения капитала предприятия!). Неужели нет никого на кожзаводе, в районном руководстве, кто мог бы возвысить голос в защиту прав дважды орденоносца Аргентины Родионовны Тюбаевой и воздать толику благ, даже нематериальных, – всего лишь прописать в казенном доме с общей кухней и туалетом…
— Тетя Дина, а на завод ходите – по именному пропуску?
— По нему уже давным-давно не пропускают.
— А что для вас завод?
— Жизнь. Судьба.
Наталья Николаева
Фото Андрея Рябочкина и из личного архива А.Р. Тюбаевой