А ведь могла бы я быть москвичкой, могла бы! Кашинская родня по линии отца практически вся осела в столице еще до войны. Прадед Волков Василий Филиппович был мужчиной известных достоинств, служил приказчиком в Охотном Ряду, а после революции был швейцаром, украшал собою Елисеевский магазин.
Отец же мой неоднократно был зван в Москву своими тетками-дядьями, ибо был плотником, а родственные рабочие руки в семействах, которые уже стали обзаводиться дачками, были бы нелишними. Столица в конце 50-х активно строилась, Черемушки росли как на дрожжах. Но молодая жена, моя мама, что-то заупрямилась, да и отцу слишком полюбился Селигер. Так и остались в Осташкове.
Я в свое время, узнав об этом, сильно расстраивалась, потому что Москва, конечно же, была центром притяжения еще со школьного детства. Сначала обследовался юго-запад, прилегающий к Ленинскому проспекту, позже – времен неудачной абитуры – Котельники, Тетеринские переулки, где еще витал дух старой Москвы, Таганка…
Потом пришлось смириться с несбывшейся «московской мечтой», полюбить Тверь, а переехав туда – ощутить сиротство от разлуки с родным городом и вернуться. А Москва становилась далекой, чужой: сначала – большим неопрятным базаром, потом – вычурной, свысока глядящей на всех с гримасой нувориша; суетливо-транзитной. Да, выручали театры, музеи; прилеплялись – теперь уже с семейством дочери – к малым формам, к удобным закуткам, к «своим» храмам. Шесть лет назад с Соколиной горы перебрались на Бауманку, все стало ближе, заповеднее; Елоховский кафедральный собор через дорогу! Лефортово, Покровка, Сокольники – все в шаговой доступности. Но что-то все равно не грело; напрягала суета, лезло в глаза противоречие столичной градостроительной политики.
И тут сказала мне дочь: «Поведу дорогами, которые сама только открыла». И мы пошли – от Красной площади, по Никольской, по Ильинке, мимо Лубянки, по Китай-городу. На бывшую Хитровку, на московский Монмартр – Ивановскую горку, где над чистыми особнячками, над террасами одного из семи московских холмов нависает «общежитие имени монаха Бертольда Шварца», которое грозятся снести. Хохлы, а вот идет батюшка популярный Алексей Уминский – настоятель церкви Троицы в Хохлах! Грустный, недавно публично обидели (хотя после и извинились). Тайный Морозовский садик, который редко кто увидит, такой он закамуфлированный. Чуть вдали шумит Маросейка, а здесь, в переулках, — нешумно, молодежь на велосипедах и самокатах. Вышли на Покровские ворота, заглянули на Лялину площадь – самую маленькую в Москве. Камень лежит, собираются поставить памятник Маршаку – не без скандала, конечно.
Семь километров отмахали! Стала ли ближе Москва? Пожалуй!
Земляков встретила: на Никольской улице – бывшее здание Славяно-греко-латинской академии, где учился Леонтий Магницкий. Барельефы на памятнике Героям Плевны в Китай-городе напомнили о сыне и брате осташковских помещиков Николае Павловиче Игнатьеве, чьими дипломатическими усилиями Болгария получила независимость. Чуть ниже, в том же Ильинском сквере, — памятник славянским просветителям Кириллу и Мефодию. Установлен 24 мая 1992 года на средства Александра Павловича Конаныхина – осташа по материнским корням и рождению.
Внучка в это время гуляла с друзьями по Плетешкам и Бауманскому саду. У нее – своя Москва.
Наталья НИКОЛАЕВА