…У меня все равно не получится. Сколько бы раз я ни пыталась, все равно не получается в словах, на бумаге отобразить свои чувства и их – поисковиков. Потому что всегда примешивается боль и неотступный вопрос: «Почему? Почему страна бросила безымянных своих защитников, не предав их тела земле с почестями? Почему оскорбила подозрением в предательстве?». Такой же вопрос постоянно задает себе мой сегодняшний герой – Анатолий Андреевич Лукашов. Но не только задает, но и делает, чтобы искупить эту несправедливость. И над могилой ребят (он так всегда называет возвращенных из плена забвения защитников) произносит слова покаяния…
В районе, да теперь, пожалуй, и в области, его хорошо знают в лицо. Родился в деревне Поребрица, учился, служил, был механизатором, директором сельхозпредприятия «Ботовское». Пришлось поработать председателем сельсовета, а потом главой Ботовского поселения. Сегодня он несет большую общественную нагрузку – исполняет обязанности председателя районного совета ветеранов. Но помимо этого, его знают как одного из лидеров поискового и военно-патриотического движения. Анатолий Андреевич, теперь уже немолодой человек, считай, все свободное время (а много ли его у сельского жителя бывает?) проводит то в поисковых работах, то, облачившись в военную форму рядового бойца, идет с молодежью военно-патриотического клуба «Память» в очередной поход. Мы встретились с ним накануне областных мероприятий, связанных с закрытием Вахты памяти этого особенного – юбилейного года Победы.
— Все идет из детства. Мать и отец были участниками Великой Отечественной. Судьба отца, школьного учителя Андрея Лавровича Лукашова, достойна отдельного описания. Ушел добровольцем на фронт. Попал в плен на Смоленщине. Бежал несколько раз. Пробирался к своим уже когда советские войска перешли государственную границу. И снова встал в строй, закончил войну в Берлине. Несколько раз его жизнь висела на волоске. И хотя, как и большинство ветеранов, он не любил вспоминать события военных лет, по долгу памяти он своим ученикам прививал большое уважение к подвигу советских воинов. Часто водил нас, мальчишек, по местам боевой славы.
Все, кто бывал в Поребрице, знают, что недалеко от деревни в бору есть могила летчика, стоит обелиск с красной звездой. Это случилось 14 сентября 1941 года. Мой отец шагал с котомкой по направлению к городу на сборный пункт, чтобы отправиться на фронт. И стал свидетелем воздушной атаки на наш самолет, видел, как горящие обломки и тело погибшего летчика падали в бор. И вернувшись с войны, он вместе со школьниками обустраивал могилу, ухаживал за ней; помню, как мы соорудили первый деревянный обелиск.
Тема забытых солдат, хотя и замалчивалась в советские годы, тоже мне была давно известна. Даже на нашей земле, на которой, как говорят, были только бои местного значения, в земле безвестными покоятся сотни бойцов. Вместе с оставленными жителями деревнями пропадали из поля зрения братские захоронения. По местам боев, неизвестных захоронений прокладывались дороги, проходила мелиорация, строились дома. Останки солдат просто ссыпались в отвал! Конечно, были энтузиасты, которые еще задолго до официального оформления поискового движения начали собирать историю войны. Надо отдать должное Елене Алексеевне Моисеевой, которая со своими воспитанниками исходила весь район, собирая по крупицам сведения, расспрашивала старожил, описывала захоронения. В конце восьмидесятых государство признало значимой эту работу, и поисковики получили доступ к архивам, разрешение официально заниматься поиском, подъемом и перезахоронением неизвестных солдат, погибших на поле брани, в спешке зарытых в окопах, увековечиванием их памяти. Принадлежность к Министерству обороны дает определенные преимущества. Так и в Осташкове в 1989 году начал действовать отряд «Поиск» под руководством Елены Моисеевой, который поднял более 2100 останков бойцов. Имена почти 500 из них нам удалось установить.
Через эту школу прошло немало подростков; были и есть взрослые люди, для которых тема поиска святая.
— Не будем скрывать, что далеко не все – и частные лица, и организации – приветствуют эту миссию поисковых отрядов. Укоренилось мнение: где погибли, пусть там и лежат, что прах тревожить?…
— Да, нам не раз приходилось это слышать, в том числе от структур, которые по долгу службы должны содействовать. В деревнях люди очень неохотно рассказывали о неофициальных захоронениях. Возможно, им было велено молчать. Может быть, то обстоятельство, что практически все бойцы были раздеты, вроде как мародерство; но кто посмел бы кинуть камень в людей, терпевших нужду в военное лихолетье?
— Меня удивляет, что брошенными и безвестными оказались госпитальные захоронения. Несколько лет назад мне пришлось побывать на Вахте памяти с ребятами, которые поднимали именно госпитальных где-то за Гаголином. Имена так и не были установлены…
— Да, такое бывало, журналы могли быть утрачены. Особенно при отступлении. А вот другой пример: в архивах нашлось описание большого захоронения в районе Любимки: со схемой, с именами. Но там прокладывалась дорога, и ребят раскидало по кюветам. Больная тема – Барутино. Дома, дорога – на «боевых» захоронениях.
— Другой спорный момент: надо ли поднимать и перезахоранивать павших, которые покоятся вроде бы в обозначенных в военных документах захоронениях?
— А что считать этими обозначенными захоронениями? «Братская могила расположена в 100 метрах к юго-западу от дороги Свапуще — Глазуны». Да, в Глазунах есть братское захоронение, стоящее на учете, – с оградой, обелиском. И никто ее трогать не собирается. Даже притом, что к ней нет нормального доступа: полтора километра приходится идти пешком. Люди давно покинули этот населенный пункт, когда-то оживленный перекресток дорог. А в войну он был стратегическим. Поэтому здесь так много еще не обнаруженных захоронений, сведения о которых мы находим в архивах. Нужно ли перевозить братские захоронения из таких труднодоступных мест? Вопрос спорный, и это вопрос о памяти – она только раз в году, к 9 мая, должна проявляться? Очень много несоответствий между данными из архивов и сведениями на местах. Сейчас порой вскрываются факты, что при укрупнении захоронений в 50-е годы из братской могилы изымалась малая часть останков, остальные же оставались в тех давно забытых, заросших лесом местах. Это разве нормально?
— Расскажите о страшной находке летом этого года в районе Свапуще.
— Трудно представить, что дом и дорога были построены на массовом захоронении (скорее всего, и боевые, и госпитальные там похоронены). 197 бойцов мы подняли, проделав буквально подкоп-сапу. Но это еще далеко не все, предстоит большая и технически сложная работа. Вообще говоря, деятельность поисковика связана не только с физическими и моральными трудностями, но и риском. Там, где мы ведем разведку, полно неразорвавшихся мин, снарядов. И когда идешь со щупом, кто знает, на что он наткнется? За последние годы мы потеряли пять товарищей объединенного областного поискового отряда: трагическое эхо войны.
— Какова технология поисковых работ?
— Поиск – это хорошо продуманная операция. Начинается с разведки. Изучаем источники, общаемся со старожилами в населенных пунктах. К сожалению, их осталось очень мало; но есть такие, кто несмотря за возраст, хорошо помнит детали и события. Дай Бог им здоровья! Выходим на местность: там тоже время неумолимо работает против нас. Карта местности сильно изменилась за почти 75 лет. Выручает многолетний опыт, наметанный глаз. Потом – полевой сезон. Это тонны поднятой земли, иногда впустую. Ювелирная работа, как у археолога, когда натыкаешься на захоронение. И странное чувство, когда находишь останки бойца: одновременно удовлетворение, что работа проделана не напрасно. И боль: как же так, как могло случиться, что за столько лет его, свою жизнь за Родину отдавшего, мы не могли достойно похоронить? А потом – снова работа в архивах: может быть, удастся установить хотя бы воинское подразделение или госпиталь. По незначительным знакам (надпись на ложке, ножике) удается восстановить драгоценные сведения о погибшем и его товарищах.
— Как же молодые ребята могут выдерживать такую нагрузку?
— Это дано не всем, и мы с пониманием относимся к тем, кто покидает отряд. Но есть такие, кто за романтикой и показным патриотизмом понимает и воспринимает суть поисковой работы. Такие остаются, на таких можно положиться. Много лет поисковой работе отдали наш бессменный лидер Елена Моисеева, Сергей Фомин, Сергей Афанасьев; из молодых хочется отметить Михаила Корнева, Никиту Лукашова, Александра Нестерова. В этом сезоне после большого перезахоронения в отряд пришли четверо юношей.
— Приходится ли сталкиваться со следами «черных копателей»?
— К сожалению, нередко. Это вызывает отвращение; ведь этих мародеров интересует только оружие, боеприпасы. А останки погибших летят в разные стороны. И у местных жителей возникает недоверие: «Как же, ваши тут недавно были». Именно поэтому деятельность официальных поисковых отрядов строго регламентирована. Отряд должен иметь лицензию на поисковые работы, обязательно известить местную администрацию, на территории которой предполагается разведка и подъем. Что делать с найденными боеприпасами, с останками – все четко определено.
— Этот год поднял большую волну интереса к событиям Великой Отечественной войны 1941 — 45 годов, к судьбе родственников, погибших или пропавших без вести. Стали открытыми архивы, и спустя десятилетия отыскивается ниточка для поиска близких. К вам обращаются люди, частные лица, с просьбой помочь им отыскать пропавших без вести или похороненных на селигерской земле?
— Да, и мы считаем это частью нашей деятельности. Очень бывает радостно, когда удается помочь отыскать последний приют защитника Отечества. Или вот, обратился правнук солдата, который служил в кавалерии. В похоронке указано место захоронения в районе Залучья (дальнего) с указанием ориентиров братской могилы. Имени на обелисках в окрестностях нет. Стали искать утраченное захоронение. Находим следы, по которым можно определить: когда-то здесь шел бой с участием кавалерии. Значит, с большой долей вероятности погибших похоронили в ближайшую братскую могилу. Посоветовал похлопотать о занесении на плиту фамилии прадеда.
— Наверняка находите захоронения немцев. Что в таком случае делаете?
— Распознать врага от нашего бойца труда не составляет: особенности анатомии, детали амуниции. Причем, все погребены одетыми. Передаем останки в Ржев, в центр, который занимается конкретно погибшими немецкими солдатами и офицерами. Мне не раз предлагали «специализироваться» на поиске этих останков, за это и платят вполне хорошо. Но я отказался: на нашу жизнь хватит своих поднять и с почестями похоронить.
— Давайте подведем итоги Вахты памяти-2015.
— Это был особенный год, и он оказался плодотворным для нас, поисковиков. Было организовано девять полевых поисковых выездов. В результате за эту Вахту памяти отряд поднял останки 278 бойцов. Установлены имена четырех красноармейцев, считавшихся пропавшими без вести. Весенняя вахта войдет в память тем, что она была организована совместно с ООО «Газпром трансгаз Москва»; с участием сотрудников этой компании было поднято 63 бойца. Прошла во второй раз на селигерской земле школа молодого поисковика. Было организовано два перезахоронения, одно из которых, в деревне Светлица, было особенно торжественным. Так и должно быть, с полным отданием христианских и воинских почестей. И братские захоронения так и должны выглядеть, как светлицкое. Затертая вроде фраза «Это нужно не мертвым, это надо живым», но она очень точно отражает смысл работы по увековечиванию памяти павших за Родину.
Беседу вела Наталья Николаева
Во время церемонии закрытия Вахты памяти-2015 за активную общественную деятельность и личный вклад в развитие поискового движения Анатолий Лукашов, заместитель командира осташковского научно-исторического отряда «Поиск», был награжден Почетной грамотой губернатора Тверской области. «Боевое братство» также отметило старейшего поисковика региона медалью «За активный поиск».