Родился я в 1938 году в деревне Городец Осташковского района. Деревня Городец перед войной, несмотря на коллективизацию и репрессии, имела достаточно большое население, что позволило в одной деревне создать колхоз. По рассказам родителей и старших сестер, к концу 1940 года колхоз достиг высоких показателей и сполна рассчитался со своими работниками в конце года. На заработанные трудодни было выдано много зерна, овощей и даже меда, так как колхоз имел собственную пасеку. Но, увы, хорошее быстро заканчивается.
21 июня 1941 года мне исполнилось три года и три месяца, а на следующий день началась война, которая изменила нашу спокойную жизнь. Почти все население деревни эвакуировали в Саратовскую, Новосибирскую области и даже в Казахстан.
Некоторым колхозникам было дано задание своим ходом гнать колхозный скот в другие области. Наша семья не была эвакуирована, но для безопасности мы летом жили в шести километрах от деревни в глухом лесу в землянке, а с наступлением холодов переселялись в деревню Лом. Мне тогда шел четвертый год, но отдельные эпизоды я запомнил.
Избу, в которой мы жили у хозяйки, вечерами заполняли наши солдаты, чтобы отогреться и переночевать. Морозы в ту зиму доходили до 25-30 градусов. Также запомнил обувь солдат, которая представляла собой ботинки из грубой кожи, а выше голень ноги обматывалась полотняной лентой, которую на ночь сматывали в рулон и сушили около печи.
Также запомнил какую-то непонятную мне в то время большую винтовку, позже я узнал, что это было противотанковое ружье.
Дом стоял на берегу озера, поэтому в окно было видно, как зимой на лёд садились и взлетали самолеты. В один из них меня посадили летчики и, несмотря на то, что я испугался, все же запомнил самолет, как большую фанерную игрушку.
Странная штука – память! Какие-то моменты из детства я запомнил навсегда, а вот старшего брата, которому не хватало до призывного возраста двух месяцев, и который против воли родителей ушел на фронт, совершенно не помню. Помню только, как спустя три месяца пришла похоронка, в которой сообщалось, что брат получил тяжелое ранение и скончался от потери крови.
Когда война начала откатываться на запад, в деревню стали возвращаться жители. Но вернулись не все, кто-то умер, а кто-то остался жить на новом месте.
С 1945 по 1947 годы, когда запасы продуктов закончились, началось время страшного голода. Мы забыли запах и вкус хлеба. Его жителям деревни заменяло месиво из распаренного щавеля и головок клевера, замешанное на мякине (отходы после обмолачивания зерновых). От такого хлеба в горле было кисло и колко. Также в пищу шла крапива. От прежнего колхоза остались пустой скотный двор, плуги, бороны без упряжки и коней. Еще стояли конная молотилка и пустые гумна, в них сушили и обмолачивали рожь, горох и гречиху.
Все жители деревни, в том числе и школьники во время каникул, выходили в поле и обычной лопатой копали колхозную землю.
Для того, чтобы повысить производительность труда, люди впрягались в плуги по 7-8 человек. Позже колхоз приобрел рабочих быков и лошадей, а скотный двор заполнился скотом. Одновременно с этим и в личных хозяйствах начал появляться скот. Но это не очень облегчило нашу жизнь.
Был установлен налог на каждое фруктовое дерево в огороде, нужно было сдать государству 280 литров молока, 50 штук яиц, два килограмма масла и один килограмм овечьей шерсти. Кроме этого, при забое в личном подворье коровы, теленка, поросенка или овцы, шкуру с них нужно было сдать государству.
После каникул начиналась школьная жизнь. Школа с первого по четвертый классы находилась в деревне Орлово, от Городца два с небольшим километра по суше. В одном классе одновременно обучались старшие и младшие ребята.
Окончив начальную школу, мы перешли учиться в Вяткинскую семилетнюю школу, которая размещалась в бывшем барском имении. Школа была перегружена и работала в две смены. Один класс мы в шутку называли спортзалом, потому что в него вмещалось до шестидесяти человек.
Во время перерывов в коридорах и на улице пахло порохом и спичками – мальчишки стреляли из чего только можно, даже из ключей от больших амбарных замков – все это напоминало о недавно закончившейся войне.
До школы мы предпочитали добираться на колхозной лодке. Лодка была длиной семь метров, когда-то в ней возили молоко в бидонах. Но шло время, лодка устарела, и перевозить в ней молоко стало опасно. Вот тогда-то она и перешла в наше пользование.
В бортах лодки начала появляться гниль и прорастать трава, на ходу она была очень тяжелая, передвигалась с помощью двух пар весел. Спереди гребли двое, у каждого по одному веслу, а на корме — один с двумя веслами, он же был и рулевым. Через определенное расстояние передняя пара периодически сменялась. Как правило, осенью погода портилась, и во время сильного ветра волна достигала в высоту до одного метра. Удары были настолько сильные, что борта лодки ходили ходуном. Лодка всегда была переполнена, в нее садились 8-9 человек.
Во время смены пары на веслах по лодке приходилось передвигаться. В этот момент кто-нибудь по неосторожности падал за борт. Тогда мы причаливали к берегу острова, разжигали костер и сушили одежду.
Когда начинался ледостав, родители с родственниками или знакомыми договаривались о временном жилье для нас, пока не окрепнет лед. Но продукты, выделенные родителями, заканчивались уже к середине недели, и нам приходилось идти домой по суше. Но часть пути, между деревнями Матерово и Орлово, нам все равно нужно было около 150 метров проходить по льду.
Дополнительную проблему в этом нам создавал теплоход, который ежедневно ходил по маршруту Осташков — Полново и обратно. Пароход представлял собой трофейную немецкую самоходную десантную баржу, корпус которой был изготовлен из прочной стали, что позволяло теплоходу ходить до начала декабря. Поэтому, с большим риском, по-пластунски, с помощью жердей и досок перебирались мы на противоположную сторону.
Когда теплоход прекращал ходить, мы добирались в школу на коньках, лыжах или пешком.
В декабре, когда в самые короткие дни в семь часов утра было темно, нашу тропинку иногда переходила стая волков. Правда, конфликтов у нас с ними не было.
После окончания Вятской семилетней школы уехать из сельской местности можно было для продолжения обучения, службы в армии. Можно было завербоваться на Север, других вариантов не было, так как у сельских жителей не было паспортов.
Судьба тех, с кем я учился, сложилась по-разному. Например, Виталий Самоделов после окончания Осташковского ветеринарного техникума на Таймыре лечил оленей, затем, переучившись на агронома, работал в колхозе «Память Ленина», а сейчас живет в Красноярском крае.
Екатерина Андреевна Соколова после окончания ветеринарного техникума также работала ветврачом, затем возглавляла ветлабораторию. Сейчас живет в Осташкове.
Анатолий Петрович Смирнов после службы в армии работал водителем на Урале, потом вернулся в Осташков и более двадцати лет проработал в АТП. Работал на междугородних перевозках, а в 80-м году был включен в бригаду шоферов для обслуживания московской Олимпиады-80. В 87-м Анатолий Смирнов скоропостижно скончался на рабочем месте, после предрейсового медицинского осмотра около двери своего любимого «Икаруса».
Владимир Васильев родом из д. Голенек жил в Осташкове и до пенсии работал на кожзаводе. И что интересно, проживая в частном доме, до 80 лет держал в городских условиях коров, растил телят, поросят и пользовался лошадью как транспортным средством для подвоза сена.
Владимир Матвеев после Севера вернулся в Осташков, работал в исправительной колонии водителем, затем длительное время на станции скорой помощи. И, находясь на пенсии, еще долго работал водителем и санитаром.
Я после окончания Одесского автодорожного техникума немного поработал трактористом, слесарем, линейным механиком. Затем вернулся в Осташков, работал в АТП автомехаником, а затем — 45 лет преподавателем в автошколе ДОСААФ. За это время подготовил не одну тысячу водителей для Вооруженных Сил. Общий стаж работы – 55 лет.
Про войну и послевоенный период я рассказал, что запомнил ребенком. Про наше поколение мало говорят и вспоминают. Представители моего поколения первыми полетели в космос, осваивали целинные земли. Представителям моего поколения пришлось пережить не только войну, но и перестройку, лихие 90-е. Помню, как мы легли спать в одной стране, а проснулись в другой. Наше поколение родилось при советской власти, училось в советской школе, мы были пионерами, комсомольцами, коммунистами.
Заканчивая свои воспоминания, я еще раз хочу напомнить, что война – это страшное событие, и не менее страшны ее последствия. Об этом надо рассказывать молодому поколению. Особенно теперь, когда в мире становится неспокойно.
Станислав Дмитриевич Александров